Новомученик князь Владимир Палей

Мы восходить должны, в теченье этой жизни,
В забытые края, к неведомой отчизне,
Навеявшей нам здесь те странные мечты,
Где свет и музыка таинственно слиты…
О, низшая ступень! О, лестница к святыне!
О, вещий, вещий сон Иакова в пустыне!

«Вот таким образом, мамочка, дорогая, и живу себе спокойно, окруженный общей лаской и вашим благословением. Но, Боже мой! Как меня по временам, особенно к вечеру, тянет к вам. Как мне хочется обнять тебя, мамочка, а папино чтение послушать; Как мне девочек по временам не хватает. Дай Бог, отпустят на денек раньше 17-го, и мне удастся целых две недели с вами побыть».

Сестры милосердия, ангелы земные,
Добрые и кроткие, грустные немного,
Вы, бальзам пролившие на сердца больные,
Вы, подруги светлые, данные от Бога.
Вам — благословение, сестры душ усталых,
Розаны расцветшие, там, на поле битвы,
И в крестов сиянии, ярко-ярко алых,
Тихо принимавшие раненых молитвы.

Огради меня, Боже, от вражеской пули
И дай мне быть сильным душой…
В моем сердце порывы добра не заснули,
Я так молод еще, что хочу, не хочу ли —
Но всюду, во всем я с Тобой…
И спаси меня, Боже, от раны смертельной,
Как спас от житейского зла,
Чтобы шел я дорогой смиренной и дельной,
Чтоб пленялась душа красотой беспредельной
И творческой силой жила.
Но, коль Родины верным и преданным сыном
Паду я в жестоком бою —
Дай рабу Твоему умереть христианином,
И пускай, уже чуждый страстям и кручинам,
Прославит он волю Твою...

(Действующая Армия, сентябрь 1915 г.) 

«Трудно предугадать дальнейшее развитие таланта, которому пока еще чужды многие устремления духа и глубины души, но задатки есть, как свежие почки на молодой неокрепшей еще ветке. Они могут развернуться и окутать зеленью окрепший ствол».

«Неужели наши потомки увидят в событиях 1917 года одну лишь удручающую картину? Одну лишь кучку людей, вырывающих друг у друга право на катание на моторах, и то время, как страна голодает, а армия целуется с врагом. Неужели те, кто бескорыстно создал революцию, кто следовательно таил в душе блаженные и светлые идеалы, надеясь на возможность осуществления этих идеалов, неужели эти русские люди не чувствуют, сколько страшен и ужасен переживаемый Россией кризис? Творимое вырвалось из рук творителей… Всей России грозит позор и проклятие. Пора, пора опомниться, если мы не хотим дать миру плевать нам в лицо».

«… когда после Крестного хода раздалось все более и более громкое „Христос воскресе!“, я невольно вспоминал заутрени в Париже и в Царском, стало так тяжело, как будто ангел, отваливший камень от Гроба Господня, свалил его на меня».

 

Прости, Господь, что, сердцем странный, Я ежедневно не молюсь. Прости, что, скорбный и туманный, Я с грезой бурной не борюсь. Но не беспечному веселью Я жизнь по каплям отдаю, Задался я высокой целью: Звезду наметил я свою. Прости, Господь, что, сердцем чистый, Склоняюсь редко я в мольбе — Я все же выбрал путь тернистый, И он ведет меня к Тебе. Молитвы заменив стихами И веря в Твой безбрежный свет, Молюсь я высшими мечтами — Прости, о Боже, я — поэт.   Крым. Май 1915 г.	Незримый хор   Мы славим Господа, витая В тени лазурной райских кущ. На всём рука Его святая, Всевидящ Он и всемогущ. Мы, отдаваясь славословью, Твердим, бесплотные, одно, Что беспредельною любовью Начало Высшее полно; Что власть Господня неподкупна, Что всё на свете ей доступно: Среди высот, среди глубин Бог повсеместен и един! Не знают злобного возмездья Лица небесные черты, Неисчислимые созвездья - Его прекрасные мечты. Он вне забвенья и зачатья, Он вне начала и конца… О, будем славить, славить, братья, Благую царственность Творца!   ?
Как на сердце вдруг стало тихо Среди наскучившего дня… Наверно кто-то помолился Душою чистой за меня.   Наверно кто-то незнакомый, Далёкий,старый и простой, Мой образ вспомнил промелькнувший Своею тихою мечтой.   1915 г.	Опять спустилась ночь... Под потолком, в углу, Икона восстает перед усталым взором И так же смотрит Лик с любовью и укором, Как целый день смотрел на этой жизни мглу.   Но полон суеты, вражды, непостоянства, Земные помыслы в душе своей храня, Взглянул ли я наверх хоть раз в теченье дня? О, христианство!   20 октября 1916 г.
Люблю лампады свет неясный Пред темным ликом божества. В нем словно шепот ежечасный Твердит смиренные слова.   Как будто кто-то, невзирая На то, чем жив и грешен я, Всегда стоит у двери Рая И молит Бога за меня.   21 ноября 1916 г.	Сумерки   Уже сгустилась полумгла, Но в небе, над землей усталой, На золотые купола Еще ложится отблеск алый;   Зовя к молитвенным мечтам Того, кто сир и обездолен, Кресты высоких колоколен Еще сияют здесь и там,   Как будто солнца замедленье На каждом куполе златом Напомнить хочет нам о Том, Кто обещал нам воскресенье...   Февраль 1917 г.
Я розы приносил тебе бывало, Я розы приносил… Мне помнится – они смеялись ало В душистом ликованьи юных сил, Но к вечеру незримыми руками Был весь ковёр усыпан лепестками. И постепенно умер целый сад Перед тобой - и я всему был рад.   Вот я любовь принёс в тиши вечерней, Вот я любовь принёс… Но, скорбная, она уже из терний И не умрёт прекрасной смертью роз; Сплети же из неё венец кровавый И на чело воздень мне для забавы...   Июнь, 1917	Господь во всём, Господь везде: Не только в ласковой звезде, Не только в сладостных цветах, Не только в радостных мечтах, Но и во мраке нищеты, В слепом испуге суеты, Во всём, что больно и темно, Что на страданье нам дано… Господь в рыданьи наших мук, В безмолвной горечи разлук, В безверных поисках умом — Господь в проклятии самом. Мы этой жизнию должны Достичь неведомой страны, Где алым следом от гвоздей Христос коснётся ран людей…   И оттого так бренна плоть, И оттого во всём — Господь.   Август, 1917
Черные ризы... Тихое пенье… Ласковый отблеск алых лампад… Боже всесильный! Дай мне терпенья: Борются в сердце небо и ад.   Шепот молитвы...Строгие лики… Звонких кадильниц дым голубой.. Дай мне растаять, Боже великий, Ладаном синим перед Тобой!   Выйду из храма - снова нарушу Святость обетов, данных Тебе,- Боже, очисти грешную душу, Дай ей окрепнуть в вечной борьбе!   В цепких объятьях жизненных терний Дай мне отвагу смелых речей. Черные ризы…Сумрак вечерний… Скорбные очи желтых свечей...   1917	Благий Господь! Я немощен и грешен, Звучит печаль в молениях моих… В былые дни я песней был утешен, Меня пленил беспечно-лёгкий стих,   Но мне теперь уже не шлёт забвенья Мучительный огонь духовных сил. В пенящемся напитке вдохновенья Я горечи неведомой вкусил.   О, дай с порывом мне воспрянуть новым, Дай в ближнем мне не видеть только ложь, Дай мне любить и дай мне быть готовым, Когда к Себе меня Ты призовёшь!   1917
Мы все таим в душе свой мир необычайный,  Где сказка и любовь сплетаются в одно,  Где счастье не дивит нас, словно гость случайный,  Тот мир, где быть царем невольнику дано. Все то, что попрано насмешкою людской,  В тот мир перенесли мы грустною рукой.   Как светел этот край, заветный наш алмаз!  Как этот уголок хорош в своей печали!  В нем все правдивое, за что отвергли нас,  В нем все прекрасное, о чем мы умолчали… И там, над жертвами людей, плывете вы,  О, грезы — облака душевной синевы!   Так, угнетенная, душа светлей и чище  Становится подчас лишь для самой себя,  И каждый человек — незримое кладбище  Того, с чем он пришел, надеясь и любя.   Сентябрь, 1916	Немая ночь жутка. Мгновения ползут. Не спится узнику… Душа полна страданья; Далёких, милых, прожитых минут Нахлынули воспоминанья…   Всё время за окном проходит часовой, Не просто человек, другого стерегущий, Нет, — кровный враг, латыш угрюмый и тупой, Холодной злобой к узнику дышущий…   За что? За что? Мысль рвётся из души. Вся эта пытка нравственных страданий. Тяжёлых ежечасных ожиданий Убийств, грозящих каждый миг в тиши.   Мысль узника в мольбе уносит высоко… То, что гнетет кругом, так мрачно и так низко… Родные близкие так страшно далеко, А недруги так жутко близко.   Вятка, 1918