Обращение князя Владимира и Крещение Руси (окончание)

В Крещении князь Владимир принял имя Василий в честь святителя Василия Великого, по традиции того времени переняв имя правящего византийского императора Василия II. Император как бы становился заочным крестным отцом русского князя. 

Династические и межгосударственные связи между Русью и Византией упрочились. Князь вернулся в Киев с триумфом, сопровождаемый женой княгиней Анной, константинопольскими и херсонесскими священнослужителями и везя с собой богослужебные книги, иконы, церковную утварь, а также честную главу священномученика Климента Римского для благословения Руси: 

«После всего этого Владимир взял царицу, и Анастаса, и священников корсунских с мощами святого Климента, и Фива, ученика его, взял и сосуды церковные и иконы на благословение себе».

По прибытии в Киев святой Владимир сразу же приступил к искоренению язычества. Он велел ниспровергнуть идолов, тех самых, которых сам поставил за несколько лет до этого: 

Они же исполнили, что им было приказано. И когда пустили Перуна и прошел он пороги, выбросило его ветром на отмель, и оттого прослыло место то Перунья отмель, как зовется она и до сих пор».

Несомненно, новая вера встречала некоторое сопротивление, однако нет никаких достоверных сведений о массовых насилиях со стороны Владимира в утверждении христианства. Ниспровержение идолов Перуна на юге и на севере не сопровождалось особым противостоянием. Народ плакал по своему поверженному богу, но не восставал. 

В летописях отражены несколько случае, известных как «бунт волхвов», но они в основе своей не носили религиозного характера. О восстании в Новгороде, известном из Иоакимовской летописи, говорилось выше, и оно в принципе не имело религиозной подоплеки. Восстание волхвов, о котором повествует Начальная летопись, было вызвано в Белозерской области голодом, а не стремлением вернуться к язычеству. 

Летопись отражает большую перемену в жизни Владимира, которая должна свидетельствовать и о внутреннем духовном перерождении князя. Известен факт, что князь Владимир, приняв христианство, даже отказывался казнить разбойников, говоря «боюсь греха». Многих жен своих, которых имел в язычестве, он освободил от супружеских обязанностей, дав им обеспечение. Предание говорит о том, что Рогнеда, мать Изяслава, Ярослава Мудрого и Всеволода, приняла в дальнейшем монашеский постриг. 

Согласно преданию, сыновья князя Владимира и весь его дом с ближними боярами крестились в храме в честь святого Василия, который одним из первых был поставлен на месте прежнего капища Перуна. 

Священнослужители обходили площади и дома, наставляли киевлян в истинах Евангелия, обличали идолопоклонство. Некоторые принимали Крещение сразу, другие колебались. Встречались и те, кто ни за что не соглашались оставить своих богов. 

Люди же, крестившись, разошлись по домам. Владимир же был рад, что познал Бога сам и люди его, воззрел на небо и сказал: "Христос Бог, сотворивший небо и землю! Взгляни на новых людей этих и дай им, Господи, познать тебя, истинного Бога, как познали тебя христианские страны. Утверди в них правильную и неуклонную веру, и мне помоги, Господи, против дьявола, да одолею козни его, надеясь на тебя и на твою силу". И сказав это, приказал рубить церкви и ставить их по тем местам, где прежде стояли кумиры. 

И поставил церковь во имя святого Василия на холме, где стоял идол Перуна и другие и где творили им требы князь и люди. И по другим городам стали ставить церкви и определять в них попов и приводить людей на крещение по всем городам и селам». 

Не все пришли, уверовав в Единого Бога и с твердым личным желанием креститься, многие согласились из страха, не все понимали смысла Крещения, но со временем многие сердца русичей с искренней верой приняли Бога. И насколько искренне и горячо уверовал русский народ, показывает даже то, что русский именослов очень быстро перешел исключительно на православные имена, заимствованные из греческого именослова, буквально в течении двух-трех поколений и не содержал, в отличии от именословов западных имен, относящихся к временам языческим. 

Хотя, к сожалению, приходится констатировать и то, что отдельные элементы языческих верований и до сего времени сохраняются в так называемой народной культуре. Некоторое количество ревностных язычников воспротивились повелению князя и бежали из Киева. В то время на Русь еще не был прислан митрополит и таинство Крещения совершали священники «царицыны», то есть приехавшие на Русь с принцессой Анной из Константинополя, и «корсунские», то есть прибывшие из Корсуни вместе с князем Владимиром. 

Массовые крещения стали проводиться и в других крупных городах Руси. После Киева и Новгорода святое Крещение приняли жители Смоленска, Полоцка, Турова, Пскова, Луцка, Владимира Волынского, Чернигова, Курска, Ростова Великого и других русских городов. 

Князь посылал проповедников веры Христовой и на берега Двины и Камы, в степи печенегов и половцев. Принятие новой единой веры стало серьезным фактором, давшим импульс к объединению русских земель. В Киеве, на юге и юго-западе Руси жители еще до князя Владимира были знакомы с христианством, и крещение принималось ими довольно легко. Сложнее было на русском севере, где люди мало знали о христианстве и языческие верования были еще сильны. Но постепенно и там засиял свет веры Христовой.

С принятием Русью Православия стала меняться не только культура, места и предметы моления – менялись сердца людей. 

Согласно летописям, преобразился характер князя Владимира после Крещения. Вместе с просвещением Руси светом Христовым появляется «учение грамоте» и «учение книжное»: 

«Посылал он собирать у лучших людей детей и отдавать их в обучение книжное. Матери же детей этих плакали о них; ибо не утвердились еще они в вере и плакали о них как о мертвых». 

Таким образом, князь Владимир учредил на Руси систематическое обучение грамоте. Учение было нужно, чтобы возрастать в истинной вере, готовить пастырей Церкви и людей, способных нести весть о Христе. Образованность рассматривалась как шаг к добродетели. И это дало плоды: уже в скором времени на Руси появились замечательные риторы и духовные авторы, такие как, например, митрополит Илларион, чье «Слово о законе и благодати» поражает глубиной проникновения в смысл христианства. 

Владимир же отверг виры и начал казнить разбойников, и сказали епископы и старцы: "Войн много у нас; если бы была у нас вира, то пошла бы она на оружие и на коней". И сказал Владимир: "Пусть так". Поначалу прислушался, но потом, посоветовавшись с боярами и городскими старцами, всё же установил наказывать преступников вирой».

Князь Владимир сразу же занялся благотворительной деятельностью. Он начал устраивать пиры для народа на княжеском дворе, а когда узнал, что хромые не могут прийти во дворец, он устроил стол-телегу и приказал возить телегу по всему городу, чтобы хромые и немощные могли воспользоваться его дарами: 

«И так как любил книжное чтение, то услышал он однажды Евангелие: "Блаженны милостивые, ибо те помилованы будут"; и еще: "Продайте именья ваши и раздайте нищим"; и еще: "Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль истребляет и воры подкапывают, но собирайте себе сокровища на небе, где моль не истребляет, ни воры не крадут"; и слова Давида: "Благословен человек, который милует и взаймы дает"; слышал он и слова Соломона: "Дающий нищему дает взаймы Богу". Слышав все это, повелел он всякому нищему и бедному приходить на княжий двор и брать все, что надобно, питье и пищу и из казны деньги. Устроил он и такое: сказав, что "немощные и больные не могут добраться до двора моего", приказал снарядить телеги и, наложив на них хлебы, мясо, рыбу, различные плоды, мед в бочках, а в других квас, развозить по городу, спрашивая: "Где больной, нищий или кто не может ходить?". И раздавали тем все необходимое. И еще нечто большее сделал он для людей своих: каждое воскресенье решил он на дворе своем в гриднице устраивать пир, чтобы приходить туда боярам, и гридям, и сотским, и десятским, и лучшим мужам - и при князе и без князя. Бывало там множество мяса - говядины и дичины, - было все в изобилии». 

Фактически князь устанавливал социальное служение, которое абсолютно отсутствовало в языческом обществе. Это одно из ключевых отличий языческого и христианского мировоззрения. У язычника человек немощный виноват в своих несчастьях сам, боги наказали его и отвернулись от него. С языческой точки зрения нелепо помогать такому человеку, еще сам на себя навлечешь Божий гнев. 

Монах Иаков в своей книге «Памяти и похвалы князю Владимиру» писал: 

«И не в Киеве одном, но по всей земле Русской – и в городах, и в селах – везде милостыню творил, нагих одевая, алчущих насыщая, жаждущих напояя, странников одаривая милостью, церковников почитая, и любя, и милуя, подавая требуемое, нищих, и сирот, и вдовиц, и слепых, и хромых, и больных – всех милуя и одевая, и насыщая, и напояя. И так пребывал князь Владимир в добрых делах…».

Укрепляя свое государство, князь, охладев несколько к войне и живя в мире с соседними государствами, стал укреплять границы Руси. Ради этого он заселял южные рубежи, возводил укрепления и увеличивал ратную силу. По южным и юго-восточным границам Руси, на правой и левой стороне Днепра возводились крепости, устраивались ряды земляных окопов и сторожевых «застав», чтобы сдерживать нападения кочевников. 

При князе Владимире на Руси началось масштабное каменное строительство. Заложены были города Владимир на Клязьме (990), Белгород Киевский (991), Переяславль Южный (992) и многие другие. Во всех важнейших центрах Руси князь Владимир ставил на княжение своих сыновей, и таким образом племенные центры, управлявшиеся представителями своих племен, теперь стали управляться непосредственно сыновьями киевского князя. 

«Было же у него 12 сыновей: Вышеслав, Изяслав, Ярослав, Святополк, Всеволод, Святослав, Мстислав, Борис, Глеб, Станислав, Позвизд, Судислав. И посадил Вышеслава в Новгороде, Изяслава в Полоцке, а Святополка в Турове, а Ярослава в Ростове, Когда же умер старший Вышеслав в Новгороде, посадил в нем Ярослава, а Бориса в Ростове, а Глеба в Муроме, Святослава в Древлянской земле, Всеволода во Владимире, Мстислава в Тмутаракани. И сказал Владимир: "Нехорошо, что мало городов около Киева". И стал ставить города по Десне, и по Остру, и по Трубежу, и по Суле, и по Стугне. И стал набирать мужей лучших от славян, и от кривичей, и от чуди, и от вятичей, и ими населил города, так как была война с печенегами. И воевал с ними, и побеждал их».

При князе Владимире впервые на Руси начали чеканить золотые и серебряные монеты – златники и сребреники. До этого обходились византийскими и арабскими золотыми и серебряными монетами. 

Реформы князя Владимира напрямую коснулись и законодательства. Целые сегменты правового поля перешли в сферу церковного права. В Византийской империи, например, брачное право было областью гражданского законодательства, на Руси же оно было полностью отнесено к области церковного ведения. 

В основе этого лежит интенция, что именно семья – то место, где наиболее ярко чувствуется отличие между языческим и христианским образом жизни. 

На церковный суд были отданы различные формы чернокнижия, магии, колдовства. 

Медицина также была передана в ведение Церкви, и врачи в государстве попадают в область церковных людей. До этого область врачевания тесно связывалась с языческим мировоззрением. Даже само слово «врач» родственно глаголу «врать», и оба этих слова происходят от старославянского «вьрати», что значит «врать, ворчать, говорить, заклинать». Во многом древнее лечебное искусство сводилось к чтению каких-то заклинаний. Со времени крещения Руси Церковь начинает курировать медицину. Так формируется целая область права, которая отделяется от гражданского «права меча» и переходит в сферу духовную.

К сожалению, на закате жизни князь получал удары от близких ему людей, своих сыновей. В 1013 году в Киеве был раскрыт заговор против великого князя. Оказалось, что Святополк Окаянный, женившись на дочери польского короля Болеслава Храброго, который очень желал подчинить Польше Русь, стал рваться к власти. Вдохновителем заговора был духовник его супруги католический епископ Рейнберн, за которым стоял польский князь Болеслав. Князь Владимир успел принять решительные меры и заговорщики были арестованы. Рейнберн вскоре скончался в заточении. Святополк же, принеся притворное покаяние, сохранил свою жизнь, и в дальнейшем это привело к достаточно печальным последствиям. 

В 1014 году поднял мятеж еще один сын Владимира – Ярослав, князь новгородский, будущий князь Ярослав Мудрый. Он завел отдельное войско и отказался платить в Киев положенную ежегодную дань в две тысячи гривен. Как правитель Руси, князь обязан был на это жестко реагировать и велел дружине готовиться к походу на Новгород. 

Однако в приготовлениях к походу тяжело заболел: 

«Когда Ярослав был в Новгороде, давал он по условию в Киев две тысячи гривен от года до года, а тысячу раздавал в Новгороде дружине. И так давали все новгородские посадники, а Ярослав не давал этого в Киев отцу своему. И сказал Владимир: "Расчищайте пути и мостите мосты", ибо хотел идти войною на Ярослава, на сына своего, но разболелся».

В то же время печенеги снова стали активно совершать набеги на Русь, и князь Владимир собрав отряд, послал против них Бориса, самого близкого ему по духу сына, которого на тот момент уже призвал в Киев. Князь Владимир видел в Борисе, который был опорой и поддержкой во всех его начинаниях и делах, своего преемника на княжеский престол. 

Князь Борис выступил с походом на печенегов, однако не нашел их, так как они, услышав о идущей против них дружине, ушли обратно в степи: 

«Когда Владимир собрался идти против Ярослава, Ярослав, послав за море, привел варягов, так как боялся отца своего; но Бог не дал дьяволу радости. Когда Владимир разболелся, был у него в это время Борис. Между тем печенеги пошли походом на Русь, Владимир послал против них Бориса, а сам сильно разболелся; в этой болезни и умер июля в пятнадцатый день. Умер он на Берестове, и утаили смерть его, так как Святополк был в Киеве». 

После смерти великого князя на Руси произошла смута, и власть в Киеве захватил Святополк, прозванный Окаянным, проливший кровь трех своих братьев – князей Бориса и Глеба, а также Святослава.

Борис мог прийти и взять Киев, тем более что было известно, что именно его отец видел своим преемником: 

«Святополк сел в Киеве по смерти отца своего, и созвал киевлян, и стал давать им дары. Они же брали, но сердце их не лежало к нему, потому что братья их были с Борисом. Когда Борис уже возвратился с войском назад, не найдя печенегов, пришла к нему весть: "Отец у тебя умер". И плакался по отце горько, потому что любим был отцом больше всех, и остановился, дойдя до Альты. Сказала же ему дружина отцовская: "Вот у тебя отцовская дружина и войско. Пойди, сядь в Киеве на отцовском столе". Он же отвечал: “Не подниму руки на брата своего старшего: если и отец у меня умер, то пусть этот будет мне вместо отца”. Услышав это, воины разошлись от него. Борис же остался стоять с одними своими отроками». 

Тут мы видим, что князь Борис выступает хранителем древней системы субординации, уважения и послушания старшему. 

До XI века Древняя Русь воспринималась как родовое владение. При патримонии, когда власть передавалась от отца по наследству, право на великокняжеский престол имел любой князь правящей династии. 

Это приводило к войнам – между Святославовичами в 972-978 годах и между Владимировичами в 1015-1026 годах. И только в своем завещании, так называемом «ряде», Ярослав Мудрый заложил новый принцип передачи власти – принцип старейшинства, названный лествичным правом. 

По-прежнему главным считался киевский престол, но наследовался он по новым правилам. Претендентом первой очереди становился первый по старшинству брат умершего князя. Если таковой отсутствовал – престол переходил к другим братьям по старшинству. И только когда в «горизонтальной ветви» династии претенденты кончались, рассматривались кандидатуры представителей «вертикальной» родовой ветви – сыновья умершего князя. Следующими претендентами становились сыновья старшего брата умершего князя. Затем – сыновья других его братьев по старшинству. 

Лествичное право было нарушено в 1425 году, и это привело к затяжной междоусобной войне, когда вплоть до 1453 года потомки князя Димитрия Донского воевали за право сесть на великокняжеский престол. Подобной войны князь Борис в достаточно нелегкое для Руси время хотел избежать, жертвуя своей жизнью. В этом отразился евангельский принцип: «нет больше той любви, аще кто положит душу свою за други своя» (Ин. 15: 13).

Святополк решает убить своего брата, зная, что сам он имеет намного меньше поддержки со стороны народа и дружины, чем князь Борис. Понимая это, Борис не убегает, не проклинает своего брата, не призывает Бога к отмщению. Он молится за него. Уподобляясь Христу, он не проклинает своих убийц, а молит Бога, чтобы Он простил им грех, который они совершают по неведению, тем более что врагом оказался родной брат. Князь Борис поет псалмы, и в житии описана молитва князя – военачальника, который вполне мог бы за себя постоять и дать бой этим убийцам, но предпочитает принять венец страстотерпца. 

«Между тем Святополк, исполнившись беззакония, воспринял мысль Каинову и послал сказать Борису: "Хочу с тобою любовь иметь и придам тебе еще к полученному от отца владению", но сам обманывал его, чтобы как-нибудь его погубить. Святополк пришел ночью в Вышгород, тайно призвал Путшу и вышгородских мужей боярских и сказал им: "Преданы ли вы мне всем сердцем?". Отвечали же Путша с вышгородцами: "Согласны головы свои сложить за тебя". Тогда он сказал им: "Не говоря никому, ступайте и убейте брата моего Бориса". Те же обещали ему немедленно исполнить это. 

О таких сказал Соломон: "Спешат они на неправедное пролитие крови. Ибо принимают они участие в пролитии крови и навлекают на себя несчастия. Таковы пути всех, совершающих беззаконие, ибо нечестием изымают свою душу". 

Посланные же пришли на Альту ночью, и когда подступили ближе, то услыхали, что Борис поет заутреню, так как пришла ему уже весть, что собираются погубить его. И, встав, начал он петь: "Господи! За что умножились враги мои! Многие восстают на меня"; и еще: "Ибо стрелы твои вонзились в меня; ибо я готов к бедам, и скорбь моя предо мною"; и еще говорил он: "Господи! Услышь молитву мою и не входи в суд с рабом твоим, потому что не оправдается пред тобой никто из живущих, так как преследует враг душу мою". 

И, окончив шестопсалмие и увидев, что пришли посланные убить его, начал петь псалмы: "Обступили меня тельцы тучные... Скопище злых обступило меня"; "Господи, Боже мой, на тебя уповаю, спаси меня и от всех гонителей моих избавь меня". Затем начал он петь канон. А затем, кончив заутреню, помолился и сказал так, смотря на икону, на образ Владыки: "Господи Иисусе Христе! Как ты в этом образе явился на землю ради нашего спасения, собственною волею дав пригвоздить руки свои на кресте, и принял страдание за наши грехи, так и меня сподобь принять страдание. Я же не от врагов принимаю это страдание, но от своего же брата, и не вмени ему, Господи, это в грех". 

И, помолившись Богу, возлег на постель свою. И вот напали на него, как звери дикие, обступив шатер, и проткнули его копьями, и пронзили Бориса и слугу его, прикрывшего его своим телом, пронзили. Был же он любим Борисом, Был отрок этот родом венгр, по имени Георгий; Борис его сильно любил, и возложил он на него гривну золотую большую, в которой он и служил ему. 

Убили они и многих других отроков Бориса. С Георгия же с этого не могли они быстро снять гривну с шеи, и отсекли голову его, и только тогда сняли гривну, а голову отбросили прочь; поэтому-то впоследствии и не обрели тела его среди трупов. 

Убив же Бориса, окаянные завернули его в шатер, положив на телегу, повезли, еще дышавшего. Святополк же окаянный, узнав, что Борис еще дышит, послал двух варягов прикончить его. Когда те пришли и увидели, что он еще жив, то один из них извлек меч и пронзил его в сердце. И так скончался блаженный Борис, приняв с другими праведниками венец вечной жизни от Христа Бога, сравнявшись с пророками и апостолами, пребывая с сонмом мучеников, почивая на лоне Авраама, видя неизреченную радость, распевая с ангелами и в веселии пребывая со всеми святыми. 

И положили тело его в церкви Василия, тайно принеся его в Вышгород».

Князя Глеба, родного единокровного и единоутробного брата Бориса, Святополк решает убить, видя в нем конкурента себе и полагая, что тот будет мстить за своего брата. Глеб понимал, что ему грозит смерть, тем более что князь Ярослав предостерегал его, уговаривая не ехать к Святополку. 

Но Глеб отправился на верную гибель из послушания и как бы вслед за своим братом принося жертву ради сохранения мира. Это была жертва чистая, без проклятий и озлобления: 

«Святополк же окаянный стал думать: "Вот убил я Бориса; как бы убить Глеба?". 

И, замыслив Каиново дело, послал, обманывая, гонца к Глебу, говоря так: "Приезжай сюда поскорее, отец тебя зовет: сильно он болен". Глеб тотчас же сел на коня и отправился с малою дружиною, потому что был послушлив отцу. 

И когда пришел он на Волгу, то в поле споткнулся конь его на рытвине, и повредил Глеб себе немного ногу. И пришел в Смоленск, и отошел от Смоленска недалеко, и стал на Смядыне в насаде. В это же время пришла от Предславы весть к Ярославу о смерти отца и послал Ярослав сказать Глебу: "Не ходи: отец у тебя умер, а брат твой убит Святополком". Услыхав это, Глеб громко возопил со слезами, плачась по отце, но еще больше по брате, и стал молиться со слезами, говоря так: "Увы мне, Господи! Лучше было бы мне умереть с братом, нежели жить на свете этом. Если бы видел я, брат мой, лицо твое ангельское, то умер бы с тобою: ныне же зачем остался я один? Где речи твои, что говорил ты мне, брат мой любимый? Ныне уже не услышу тихого твоего наставления. Если доходят молитвы твои к Богу, то помолись обо мне, чтобы и я принял ту же мученическую кончину. Лучше бы было мне умереть с тобою, чем жить на этом полном лжи свете". 

И когда он так молился со слезами, внезапно пришли посланные Святополком погубить Глеба. И тут вдруг захватили посланные корабль Глебов, и обнажили оружие. Отроки же Глебовы пали духом. Окаянный же Горясер, один из посланных, велел тотчас же зарезать Глеба. Повар же Глеба, именем Торчин, вынув нож, зарезал Глеба, как безвинного ягненка. 

Так был принесен он в жертву Богу, вместо благоуханного фимиама жертва разумная, и принял венец царствия Божия, войдя в небесные обители, и увидел там желанного брата своего, и радовался с ним неизреченною радостию, которой удостоились они за свое братолюбие. "Как хорошо и как прекрасно жить братьям вместе!".... 

Итак, Глеб был убит, и был он брошен на берегу между двумя колодами, затем же, взяв его, увезли и положили его рядом с братом его Борисом в церкви святого Василия». 

В 1019 году, когда князь Ярослав Мудрый занял Киев, по его приказу тело Глеба было найдено, привезено в Вышгород и погребено вместе с телом Бориса у церкви святого Василия.

А Святополк, прозванный летописцем Окаянным, уже не мог остановиться: 

«Святополк же окаянный и злой убил Святослава, послав к нему к горе Угорской, когда тот бежал в Угры. И стал Святополк думать: "Перебью всех своих братьев и стану один владеть Русскою землею". Так думал он в гордости своей, не зная, что "Бог дает власть кому хочет, ибо поставляет Всевышний цесаря и князя, каких захочет дать"».

Память страстотерпцев князей Бориса и Глеба осталась для России священной. Братья почитались в народе, летописи были наполнены рассказами о чудесах исцеления, происходивших у их гроба, о победах, одержанных их именем и помощью, о паломничестве князей к их гробу и т. д. 

В 1071 г. Церковь включила их в число святых, и с того времени утвердился праздник Бориса и Глеба 2 мая (по старому стилю) – день перенесения их мощей в новую церковь, выстроенную князем Изяславом Ярославичем в Вышгороде. 

В 1115 году мощи вновь были торжественно перенесены в построенную во имя Бориса и Глеба каменную церковь в Вышгороде. Впоследствии в честь их возникло много церквей и обителей в разных городах России и за ее пределами, «Воистину вы цесари цесарям и князья князьям, ибо вашей помощью и защитой князья наши всех противников побеждают и вашей помощью гордятся. Вы наше оружие, земли Русской защита и опора, мечи обоюдоострые, ими дерзость поганых низвергаем и дьявольские козни на земле попираем»(«Сказание о Борисе и Глебе»). 

Благодаря образу первых русских святых киевский период русской религиозности приобрел свой неповторимый по чистоте и высоте евангельского идеала характер. 

Как это блестяще показывает в своей известной книге «Святые Древней Руси» профессор Г.П. Федотов, древнерусская святость была многогранна и в ней по-своему самобытно преломились византийские черты. Это почитание вольных страданий князей Бориса и Глеба, светлая, отчасти к миру обращенная аскеза преп. Феодосия Печерского отражали то настроение, которое Федотов называл «русским кенотизмом» – самоумалением, уничижением самостного начала ради Христа. 

По слову богослова и церковного историка протоиерея Александра Шмемана, «надо запомнить это вдохновение совести, смирения, милосердия и справедливости на самой заре русской государственности».